Выпуск I
08/2019
Раздел I. Былое
Вспоминаем, что было, как было и было ли
Содержание:
Как мы с братом добирались в Ленинград
Я помню войну
Бронепоезд ведёт огонь
Автобиография Павла Новикова
Дом на Чайковского
Наши культурные практики
Второй дом? Или первый?
Настоящая красота живёт в сердце, отражается в глазах и проявляется в поступках
- Ошо
О тех, кто рядом, от тех кто рядом
Как мы с братом добирались в Ленинград
записали Людмила Лобачева и Алевтина Шахова со слов Тамары Ивановны Тимченко
О Тамаре Ивановне Тимченко мы узнали, благодаря нашему волонтёру Алевтине Шаховой. Её мама, Римма Александровна, вместе с Тамарой Ивановной преподавали русский язык и литературу; познакомились они в далёком 1953 году и через все годы пронесли тёплые дружеские отношения.


Тамара Ивановна (слева)
Тамаре Ивановне сейчас 90 лет, но, несмотря на возраст, она бодра, энергична и у неё на попечении целое дворовое хозяйство: кошка Маша, голуби и воробьи. Два раза в день, в одно и то же время, она выходит их кормить. И они её знают, ждут и - удивительно! - слушаются. Учитель - везде учитель! -Тамара Ивановна старожил этого двора.
- Тамара Ивановна, а сколько лет Вы здесь?
- Здесь? С 53 года.
- С 53-го? Нет, а, значит, вернулись когда вот из места отдыха, если так можно сказать, Вы не в эту квартиру ещё, да?
- Нет, мы жили же на 8-й Советской.
- На 8-й Советской…
- Да, а потом нас, поскольку непригодно жильё там, - в стенку окна, в общем там залило, после войны там всё было залито, и нас переселили, вот дали сюда.
- Понятно, я думала, Вы сразу здесь.
- Нет-нет-нет.
- У Вас сначала место жительства было на Советской?
- Да, на 8-й Советской.
- То есть, фугаски Вы там гасили?
- А?
- Фугаски там гасили?
- А, там да-да. Ну, фугаски-то мы не гасили…
Затем разговор переключился на дворовую живность, потом на личные темы. Продолжили записывать воспоминания мы уже в комнате Тамары Ивановны. - Мы отдыхали… Так я всё расскажу!
- А, я вот хотела про Ваших родителей, откуда Вы родом, расскажите.
- А родом из Ярославской области.
- Из Ярославской, да? Это вот… А местечко какое?
- Деревня Савино.
- Вот вы там и отдыхали перед войной?
- Нееет.
- А, в другом…
- Мы отдыхали совсем в другом месте. Вот. У нас жила Жукова такая, бабушка. И она нам дала свой адрес, говорит, что деревня стоит на берегу Шелони, и дом пустой, поэтому можете ехать туда отдыхать; и мы там отдыхали два года, а вот на третий год мы с Лёней поехали.
- А два года вы с кем отдыхали, с мамой?
- С мамой.
- А вот как вы так оказались, что вы одни-то дети, без мамы?
- Так вот я должна это всё рассказывать. Или уже рассказываю? … Аля вот меня допрашивает. Ты меня не допрашивай!
- Всё, я замолчала.
- Да, да, да, да. Это самое… Ну, в общем, мои занятия закончились – в мае кончались, и мы остались гулять во дворе. Дворик у нас маленький на 8-й Советской был, поэтому мать решила отправить нас отдыхать в Псковскую область, где мы раньше отдыхали. И поскольку у неё отпуск с 1 июля, она не могла с нами поехать. Поэтому, она заранее договорилась с семьёй Пиманычевых… ой, как мне светит в глаза…
- Давайте может немножечко…
- Ладно.
- Шторку задёрнуть.
- А это не влияет?
- Нет, ничего страшного.
- Ну, тогда, Аля, задёрни немножко.
- Да, хорошо. Ну, вот… и поскольку у матери отпуск-то с 1 июля, она решила нас отправить к Пиманычевым, в семью Пиманычевых, и договорилась заранее с ними, что они нас примут, что они нас встретят. Ну и вот, мы приехали туда к ним. Их пять человек семья: бабушка Стеша, у неё невестка и сын Миша, у них двое детей. Ну, и мы ещё двое. До двадцатого мы отдыхали хорошо, купались. Погода была, помню, хорошая, а 22-го вдруг слух пошёл – началась война. И в деревне так беспокойно стало. Все говорили, что немец до нас не дойдёт, его остановят на границе. Но он как раз шёл с той стороны, где Псков, Порхов, а от Порхова наша деревня в Псковской области была в 35 километрах. От Порхова. И так первые дни беспокойно, беспокойно всё уже, все надеялись, что не дойдёт немец, а потом вдруг сказали, что немец приближается уже к Боровичам. А Боровичи – это у нас основная деревня как бы, и она находилась от Сухлово в восьми километрах. То есть, все понимали, что немец уже скоро будет в деревне. Быстренько все свои пожитки, какие можно увезти, собрали все, и вся деревня ринулась на заброшенный хутор. Он находился километрах в 3-5, наверное, в лесу, там уже ни домов, ничего не было, но просто там такое место, вытоптанное было. И вот все туда,- кто поехал на лошадях, кто так, со скарбом пошёл, и там, в лесу, стали вырывать себе землянки: где-то жить и спать-то надо. Ну, а семья Пиманычевых, там дядя Миша был – сын ба… этой, бабы Стеши, он тоже выкопал себе времянку такую, для своей семьи, ну, а нам места там не хватило, места там для нас не было с Лёней. И мы с Лёней, ну, где ночевали? - там некоторые на лошадях приезжали, и там телеги стояли, и мы с Лёней ночевали под телегой. Это был уже июль месяц, ночи были холодные, ну, вот, мы с Лёней прижмёмся спинами, но всё равно… Я убежала – на мне было одно платье и на босу ногу сандалии раньше были – мы носили сандалии. И всё, вся одежда. Поэтому я замерзала ночью, дрожала уже ночью, видно, ночи холодные … я забыла принять, извините (лекарства- ред.) У меня давление поднимается…
- Водичка.
- Воду, ага. Мне тяжело вспоминать, все эти, конечно, события.
- А Вам сколько тогда лет было?
- Мне было 12 лет, а Лёне – 14.
- Я почему-то думала, что Лёня старше… младше.
- Лёня старше. Ну, вот. И мы с ним под телегой. Есть было нечего. Лёня раза два ходил в деревню, первые два дня. А там ничего нет из еды. Когда они уходили – коров подоили, и там было много молока – крынки такие были, в крынках было молоко, оно скисло, конечно. Лёня принёс полведра этого… этой простокваши, и на поле там сорвал морковку, она ещё и мелкая была такая. Мы погложем этой морковки и запиваем, пока была, этой простоквашей, потому что воды там не было, еды не было, воды не было там никакой. Я не знаю, где потом воду брали. И так мы под этой телегой, наверное, с неделю. Ну, во времени я могу ошибаться везде и всюду, потому что я не засекала все эти временные всякие периоды. Где-то мы с неделю жили, потом Лёня говорит: «Знаешь что, мы с тобой оба здесь погибнем. Я буду пробираться в Ленинград». А уже все знали, что немец идёт уже… это… Сухлово наше уже под немцами. Уже немец занял наше Сухлово. Ну, вот. То есть, мы были в лесу, в 3-5 километрах от немцев. - Рядышком. - Рядышком, да. Ну, вот, Лёня говорит: «Я буду пробираться лесами, полями как-то, не дорогой, конечно, буду пробираться в Ленинград. Я – плакать, говорю: «Лёня, так возьми меня с собой!» А он говорит: «Ты мне только мешать будешь. Я один, быстренько как-то сориентируюсь, а с тобой мне трудно. А так мы оба погибнем». Я говорю: «Так я тоже погибну». Ни есть, ничего. Пиманычевы уже от нас отказались, уже они ни еды, ничего. И… И очень невестка оказалась очень такой нехорошей женщиной – и даже не подпускали нас к землянке, - она не подпускала, чтобы я хотя бы там просила ночевать – чтобы около землянки. Ну, в общем, Лёня согласился. И мы с ним пошли . Лесами, полями шли. Я не знаю, сколько мы километров с ним прошли; и мы, оказывается, переходили - вот такая бывает нейтральная зона – когда наши отступили, а немцы ещё не заняли следующие деревни. То есть называется «нейтральная зона». Потом мы в каком-то месте вышли на дорогу.

( Продолжение следует...)

Я помню войну
Лидия Абоносимова
Накануне выхода в свет первого номера "Былое & Думы" я невольно задумалась: о чём написать?
Совсем недавно 9 мая я впервые приняла участие в акции "Бессмертный полк", одна из миллиона жителей и гостей Санкт-Петербурга. Почему миллионная я? Сообщили, что в Москве в колонне было около 700 тысяч человек, а в Санкт-Петербурге – более одного миллиона. Горжусь! А вы?
Смотрю на экран телевизора. Репортаж, фото не очень чёткие, но среди оформления не только флаги России, георгиевские ленты, а и красные флаги с серпом и молотом СССР. Да, многие, как и я, вспоминают времена Советского Союза.
Мне было пять лет, когда началась Великая Отечественная война. Гомель сразу бомбили в 4 часа ночи 22 июня 1941 года. Мама рассказывала, что я, как проснулась, подбежала к ней, обняла, кричала -- очень страшно было.
В первые дни войны папу призвали на фронт, а братика Николая не взяли, ему 17 лет было. Папа уверенно сказал: «Вас эвакуируют в N-ском направлении». И мы вместе эвакуировались, прихватив кое-какие вещи, летнее, а главное фотографии. Поэтому у меня сохранились детское фото и семейные фотографии. Мы ехали в товарном составе куда-то на юг. В телячьем вагоне места всем хватало. Иногда останавливался поезд, тут сразу братик Коля бегал за кипятком в бидончик, а потом угощал многих в нашем вагоне. Мы грызли сухарики, запивая "чаем" с какой-то травкой… спали на сено-соломе, я спала на полу, под голову – тюк с вещами, зимнюю одежду, столиком был картонный чемоданчик. Иногда бомбили, но в наш состав не попали. Когда объявили, что следующая остановка Поворино, мама сказала: "Дети, мы выйдем и пойдём пешком на мою родину – в Борисоглебск, там родные сёстры". Это – в Воронежской области, на реке Ворона. Поворино – узловая станция, и мама боялась, что состав до Борисоглебска не дойдет. На меня надели зимнее пальто, шапку, чтобы не нести в руках; брат нёс чемодан, мама узел, я большой бидон для кипятка.
Был жаркий июнь, потом июль. По шпалам идти было нелегко, но интересно – прыжками, куда прискочишь?
И пришли в Борисоглебск, к тёте Дусе, у которой муж ушёл на фронт, две дочки – одна старше, Зоя, а другая, Люся, младше меня на три года. До войны мама с папой отпуск проводили всегда у родных в Борисоглебске. В детстве мы, двоюродные сестры, не обижали друг друга. Играли, помогали всем. Жили дружно! Мама занималась хозяйством, что-то растила в огороде, ходила за курами, варила еду, тётя работала в магазине. Главное, нас не оккупировали фашисты, но бомбили.
В городе стояла летная часть, а еще часть, оснащенная реактивными катюшами. Брат Коля научился там водить автомобиль.
Что нас радовало в те годы? Сладостей не было. На огороде росли ягоды – паслён, а мы называли "бзника" (куст возле уличного туалета). Ещё тётя приносила вечером жмых. Знаете, что это? Нет, не остатки от ягод после варки варенья, как думали детки 3-го класса. Этот жмых оставался от отжатия семян подсолнуха, когда делали растительное масло. Оставалась шелуха, но нам нравилось.
А недавно в январе, когда весь город отмечает день снятия фашистской блокады Ленинграда, ко мне подошел внук Никита: «Бабушка, расскажи про блокаду» -- «Что я скажу, если не была в блокированном городе?» -- «Ну что-нибудь расскажи». И я рассказывала в 3-м классе, когда внук Никита пригласил на урок о блокаде Ленинграда, о своей войне. Я отказывалась, так как не блокадница. Но внук чуть ли не расплакался: как он скажет учительнице, что бабушка не придёт. Пошла, рассказала о своих воспоминаниях о войне 1941-45.На встрече с детьми я проделала опыт, принеся чёрный хлеб для каждого: 125 грамм на целый день ребёнку и неработающей маме. А рабочим по 250 г.
-- Детки, прошу вас медленно жевать этот хлеб, примерно половину ломтика. Если понравится, поднимите руку.
Одна девочка сказала: -- Он мне показался сладким.
-- Верно. На уроках химии в 7-м классе вы узнаете, что углеводы превращаются в сахар. Но наш хлеб сам по себе качественнее, чем блокадный. И его мало давали. Берегут блокадники каждую крошку. И вы берегите, не выбрасывайте. Растите умными! Дети мне аплодировали. И подарили букет, он запомнился мне.
Я помню День победы 9 мая 1945 года очень хорошо, мне было уже 10 лет: все обнимались, улыбались, пели, танцевали. И ждали с фронта родных. Я дождалась папу, а потом и брата-гвардейца, который всю войну водил "Катюшу".

Бронепоезд ведёт огонь
Владимир Саблин
Петербуржцу Василию Петровичу Акимову выдалось немало пережить. Но он даст фору кое-кому из молодых. Общаясь с ним, невольно заряжаешься энергией, жизнелюбием, оптимизмом. Он с радостью приходит в гости к детям, в школы. На этот раз ветерана принимали ребята студии журналистики Дома детского творчества Калининского района. Когда началась война, мне было 16 лет. Я вырос в крестьянской семье, отец был путевым обходчиком в Окуловке. Годом ранее я пошел в ремесленное училище в Парахино, -- начал он рассказ. 3 июля 1941 года мальчишек построили в спортзале. Затаив дыхание, выслушали речь Сталина – ее он запомнил на всю жизнь. Затем послали рыть противотанковые рвы. После окончания училища пошел путевым рабочим на железную дорогу. В октябре 1941 года немцы заняли Малую Вишеру, через месяц Тихвин. Создалась опасность двойного окружения Ленинграда. Штаб Волховского фронта принял решение разобрать один из главных железнодорожных путей от Малой Вишеры до Бологое, чтобы не допустить наступление немецких войск на Бологое. -- Мы по ночам копали на обочине пути траншеи, разбирали рельсы и прятали их в землю с таким расчетом, чтобы в случае оккупации территории противник не знал, где рельсы зарыты. Мосты подготавливали к взрыву, в опорах делали ниши для закладывания взрывчатки.
Молодых парней перевели на казарменное положение. На каждой станции был сформирован отряд истребительного батальона. Мы приняли присягу, занимались военной подготовкой. Всем выдали оружие. По ночам дежурили в поселке с целью выявления диверсантов, сброшенных с немецких самолетов. В дозор шли по двое. Однажды днем, работая на пути, увидели, как немецкий истребитель покружил над деревней Варгусово и сел на только что сжатое поле. Схватив винтовки в казарме, бросились к нему. Окружили самолет, немец вылез из кабины. Мы бросились с винтовками наперевес со всех сторон. Пилот сдался. Подошел, вынув пистолет, бригадир пути Куделин. Немец не сопротивлялся, указывая пальцем на землю. Стало ясно: он потерял ориентацию и сел на нашей территории. Прибыли красноармейцы, охранявшие мост. Летчика под охраной отправили в окуловскую милицию.В конце ноября наши войска освободили Малую Вишеру. Стал вопрос о восстановлении разобранного пути. В короткий срок разобранный путь был вновь уложен и поезда пошли по двум путям без задержки движения. Наступил 1942 год, мне исполнилось 17 лет. По повестке РВК я оказался на Ленинградском фронте в составе 389-го стрелкового полка, 36-й стрелковой дивизии. Начальник отдела кадров строго предупредил: «Фронт для вас, ребята, здесь!», однако порыв пацанов защищать Родину был велик. Трое друзей ушли в военкомат. Сменили черные шинели на солдатские. Из троих выжил один Акимов. Попал в 389-й стрелковый полк 36-й стрелковой дивизии. Восстановив силы, часть примкнула к тем, кто защищал Ленинград. В марте 1943 года, пройдя в обмотках полсотни километров по снежной каше, прибыли в Шлиссельбург. Только что была построена железная дорога -- Дорога победы. Свайно-ледовую низководную переправу протяженностью 1300 метров возвели под огнем противника за 14 дней! Перебрались на правый берег Невы – тут и Ленинград, постоянные обстрелы. Как-то летом наша машина двигалась по Международному проспекту в направлении Пулково. В районе Средней Рогатки вражеский снаряд ударил под передний скат, я очнулся на асфальте, рядом -- еще трое моих товарищей. Вскоре подошла санитарная машина, всех нас отвезли в эвакогоспиталь №1173, где с контузией пролежал месяц. Тут его и нашел командир зенитного бронепоезда № 5 капитан Павел Гагарин. Бронепоезд официально именовался 5-й отдельной железнодорожной зенитно-артиллерийской батареей. Бронепоезда сыграли важную роль в артиллерийской поддержке войск, особенно в начальный период войны, когда у немцев был весомый перевес в танках. В начале войны немцы безнаказанно бомбили железнодорожные станции, узлы, порты. В октябре 1941 года власти Ленинграда приняли решение о постройке на предприятиях города шести зенитных бронепоездов. Зенитный бронепоезд №5 был построен на заводе «Большевик» и сразу же выставлен на станцию Нева для защиты от налетов 5-й ГЭС. Немцы пытались разбомбить единственную работающую в городе электростанцию, но благодаря интенсивному огню бронепоезда и других зенитных батарей им это не удалось. На БП № 5 имелось четыре 76-мм зенитные пушки, счетверенный зенитный пулемет и пулемет ДШК. В команду входили артиллеристы, разведчики, дальномерщики, прибористы, локомотивная бригада паровоза, обслуга – всего более 100 человек. Акимов поначалу вошел в расчет орудия № 3. На бронеплощадке для дальномеров стоял прибор управления зенитно-артиллерийским огнем – последнее достижение советских инженеров. Как-то Василия вызвал командир. -- Ты вот учился в ремесленном училище, грамотный. А народ у нас в основном с 2-4 классами образования. Тебе и карты в руки – осваивай профессию установщика прицела. -- Дело, казалось бы, нехитрое: после сигнала наводчика «Цель поймана» пошли мои секунды. На планшете построителя кручу правой рукой маховик синхронного электродвигателя каретки, имитирующей полет снаряда, левой – маховик полетного времени цели. Совместил – кричу: «Есть совмещение». Тут командир командует: «Заряжай». Все четыре зенитных орудия по звуку ревуна ударяют залпом. В этом деле надо не только зоркость иметь – и выдержку, и смелость. Во время стрельбы бронеплощадка с орудиями дополнительно опиралась на домкраты. В мае 1943 года бронепоезд №5 в срочном порядке был переброшен со станции Нева на станцию Ладожское озеро и поставлен на погрузочный пирс порта Осиновец. Бронепоезд №5 был передан в оперативное подчинение штабу 1804-го отдельного зенитного артиллерийского полка малого калибра (ОЗЕНАП МК). Вблизи, на берегу Ладожского озера, размещалась 3-я батарея 1-го дивизиона 1804-го полка (ОЗЕНАП МК). Однажды, уже летом, порт подвергся массированной бомбардировке. Бронепоезд остался без привода – паровоз отправили на промывку. В налете вражеской авиации участвовало более 60 бомбардировщиков. С наблюдательного пункта поступила команда командира бронепоезда капитана П.Гагарина: «По группе бомбардировщиков с первого по девяносто пятому, гранатой, темп 5, заряжай!» Раздался залп всех четырех орудий. Через 5 секунд – вновь звук ревуна, и вновь все четыре орудия ударили по врагу. Между тем немецкие самолеты, переходя в пике, сбрасывали бомбы на стоявшие в порту корабли, груженные продовольствием для осажденного Ленинграда. Бомбы падали на баржи и пирсы, где находились эвакуируемые из Ленинграда дети, женщины, старики…
Автобиография Павла Новикова
Павел Новиков
Предисловие.
В семье долго хранили рукопись воспоминаний Новикова Павла Ивановича. Внук, Владимир Владимирович Виноградов, дал вторую жизнь этим воспоминаниям, переведя их на электронный носитель и познакомил с ними внуков и правнуков. Он же написал биографию своего деда: Дедушка - Новиков Павел Иванович (02.09. 1885 - 17.01. 1962) воспитывался в бедной семье без родителей, у бабушки - Авдотье Антоновне Сказкиной. Отец, Иван Дмитрич Новиков, умер, когда сыну было полгода, а мать вскоре вышла замуж. Образование Павел получил начальное - церковной школы. Рано женился на самой бедной крестьянке из деревни Чурилово Ярославской области - Анне Андреевне Сумигиной. В семье родились четверо детей: Николай, Анна, Александр, Анатолий До 1914 г поступил на военную службу, участвовал в Первой мировой войне, попал в австро-венгерский плен, бежал в 1918 году. Поступил на службу в органы внутренних дел. В середине двадцатых годов от тифа умерла первая жена. В 1925 году мой дедушка познакомился на торжественном собрании с моей бабушкой-Марией Николаевной Сухановой, у которой от первого брака был единственный сын - Ефрем, 1921 года рождения. В дальнейшем в семье родились ещё четыре ребёнка: дочь Нина 1926г.(моя мама), дочь Ольга 1928 сын Владимир 1930г, дочь Наташа 1937г. В 1937 году у дедушки родилась ещё одна сводная дочь Галина Чернявская. (Рождённая по просьбе одинокой женщины у которой не было ни мужа, ни семьи). После войны взял на воспитание в свою семью внука, умершей в годы войны своей двоюродной сестры, Юрия Грунт. До 1934 года дедушка работал в органах внутренних дел – командовал отдельным конным эскадроном города Ленинграда в ранге майора милиции. Семья проживала на служебной площади, которая находилась в штабных помещениях на площади Урицкого - ныне Дворцовая площадь. Мама рассказывала, что семья имела возможность смотреть праздничные парады, выходя на балкон своей квартиры. В 1934 году, после убийства Кирова, дед был уволен из органов внутренних дел и получил направление для работы в охтинском филиале Ленэнерго, где проработал до пенсии в качестве начальника первого (особого) отдела и избирался секретарём партийной организации завода. В годы Великой Отечественной войны дед находился в блокадном городе на казарменном положении и работал на предприятии. Старшие дети служили в действующей армии, а приёмный сын Ефрем участвовал в жестоких боях в Белоруссии и пропал без вести в первые месяцы войны . Младшие дети зимой 1942 года были эвакуированы в деревню к родственникам в Калининскую область. Всю свою жизнь дед был примером для своих детей, любящим, требовательным, справедливым и заботливым отцом, объединявшим весь клан Новиковых.

***

По рассказам моей матери, Авдотьи Антоновны, мне известно, что мой отец, Иван Дмитриевич Новиков, родился и вырос в деревне Нечесово Брейтовской волости Мологского уезда Ярославской губернии. Мой дедушка, Дмитрий Новиков, занимался хлебопашеством – крестьянин - и умер в 1862 г., оставив свою молодую жену Феклу с единственным сыном Иваном, вдовой. Фекла Новикова родом была из крестьян деревни Перемут Прозоровской вол. Мологского уезда Ярославской губ. Не захотела продолжать начатое крестьянство своим мужем Дмитрием Новиковым. Продала лошадь, корову и деревенскую избу, имеющуюся в то время в деревне Нечесово Брейтовской вол. и уехала со своим маленьким сыном Иваном в дер. Перемут Прозоровской вол. На свою родину к матери – бабушке моего отца – Груше. Там жила, работала в крестьянстве и поднимала своего сына Ивана Дмитриевича Новикова. Мой отец – Иван Дмитриевич Новиков будучи молодым любил ходить в церковь в село Рождествено Прозоровской вол. И там познакомился с девушкой Авдотьей Антоновной Сказкиной из дет. Редемской Прозоровской вол., в дальнейшем ставшей моей матерью и полюбил ее, но сам он /Иван Дмитриевич, будущий мой отец/ был моложе этой девушки Авдотьи. Однако договорился с нею, чтобы она пошла за него замуж. Сказал об этом своей матери Фекле. Мать берегла своего единственного сына – Ивана и не советовала ему жениться на Авдотье только потому, что Авдотья была старше по возрасту Ивана лет на пять. Он твердил одно свое, что женится на Авдотье. Мать Фекла /в дальнейшем моя бабушка/ наговаривала своему сыну Ивану на девицу Авдотью много кое-чего, чтобы он не женился на ней вплоть до того, что уверяла своего сына, что его невеста Авдотья уже не девушка и уже беременна. Но Иван не верил в это и твердил одно, что Дуня мне нравится и я женюсь на ней, ну а если она беременна и родит ребенка, так вас две бабушки вы и будете его нянчить. Он имел в виду бабушек: это свою мать Феклу и ее мать, а ему бабушка – Груша. Так порешил и в 1884 г. женился на девице Авдотье Антоновне Сказкиной. Крестьяне дер. Перемут, где жил и вырос сирота Иван Дмитриевич Новиков, узнали, что Иван Д. Новиков женился без согласия /вдовы/ своей матери Феклы Новиковой и на сходке порешили не давать Ивану Д. Новикову надела земли в дер. Перемут, а пусть он уходит в свою дер. Нечесово, куда была выдана замуж его мать – вдова Фекла Новикова. В те годы земля для крестьянина в деревне являлась единственным средством для питания и существования. Раз ему /т.е. моему будущему отцу/ Ивану Дмитриевичу Новикову отказали крестьяне в наделе земли он был вынужден поехать на родину своего покойного отца в дер. Нечесово Брейтовской вол. /расстояние около 20 км./. вместе с ним на Нечесово поехала его мать Фекла Новикова и жена Авдотья Новикова. Там они построили деревенскую избу, получили надел земли и начали обзаводиться крестьянским инвентарем. В 1885 г. 20 августа по старому стилю родился у них сын – Павел Иванович Новиков – ЭТО – Я. Мой отец Иван Дмитриевич Новиков, желая поскорее обзавестись на новом для него месте хозяйством уходил в отхожий промысел вить веревки, прозяб где-то и в 1886 г. умер. Оставил после себя вдовой мою мать и сиротою меня. Мне было отроду 6 месяцев. Моя мать поступила также, как и мать моего отца, т.е. взяла и ушла к своей матери, моей бабушке Ксении Артемьевне Сказкиной в дер. Редемское к себе на родину. Оставаясь вдовой работала в крестьянстве и на отхожем промысле работницей, а я жил и воспитывался у бабушки в дер. Редемское до 5-летнего возраста. Мне было 5 лет и я хорошо помню, как моя мать вторично выходила замуж за вдовца Николая Лукича Орлова в дер. Жеветьево Прозоровской вол. Мологского уезда Ярославской губ. В день свадьбы матери я всячески пытался воспрепятствовать этому и спрятал верхнее подвенечное платье матери под лавку в другую избу. Но и этот мой детский замысел не удержал ее от замужества. Меня увели к соседям, а мать и ее жених /два вдовца/ уехали в село Рождественно и там обвенчались.Я узнал об этом уже после того как они приехали из-под венца, и я долго не мог успокоиться от слез – плакал; горько было и обидно смотреть, что мать меня как сына променяла на чужого мужика. Новый мой отец и мать уехали в дер. Живетьево жить к отцу, а я еще оставался жить у своей бабушки у материной матери Ксении Артемьевны Сказкиной. Бабушка Ксения была очень и очень религиозна, и строга. Несколько эпизодов из жизни у бабушки дер. Редемское с 5 до 9 лет /1890 – 1984 г.г/. любимым моим занятием была игра в торговлю и попы. Такая игра нравилась бабушке: из черепков глиняной разбитой посуды и черепков чайной посуды я обтачивал на камнях кругляшки и это служило мне разменной монетой деньгами. Овощи: лук, бобы, горох, морковь и репа – это были мои товары для продажи их мальчикам за круглые черепки. Бабушка не запрещала мне брать овощи с огорода и торговать ими лишь не уходить далеко от своего дома, а караулить его пока она работает в поле или в лесу. Для игры в попы я пользовался бабушкиным платком, завязывал два конца платка себе на шею, другие два конца платка свисали у меня за спиной и это было поповской ризой. Крест делал большой из лучины или из прутьев. Бабушка Ксения постоянно требовала, чтобы я молился богу, иначе она не давала обедать. Кроме игры я помогал бабушке в работе, носил в кадку рученькой воду с реки. Рученька была не большая – это деревянное ведерко /литра 2-3/, с которым я бегал на речку зачерпнув воды приносил домой и так сходишь раз 30-40 и наносишь кадочку воды, чтобы хватило сварить обед, помыть посуду, умыться и напоить корову.

(Продолжение следует...)

Я этим городом храним
Дом на Чайковского
Владимир Саблин
Литейная часть Петербурга. Первые семь лет моей жизни прошли здесь, в аристократической части Петербурга, в семейном гнезде Саблиных – квартире дома № 33 по улице Чайковского. Напротив нашего дома расположилось несколько особняков, и я всегда знал, что обитает там начальство: райком партии и исполком. Наш трехэтажный скромный дом, почти без отделки, трудно принять за особняк. Но нас, жильцов, не проведешь: особняк был капитально перестроен в 1928 году жилищным кооперативом «Инжкоопстрой». Появился третий этаж, исчезли сандрики, наличники, фигурный карниз. Уже тогда я знал, что дом когда-то принадлежал графине Марии Клейнмихель. Помня строки А.Некрасова, чувствовал какую-то связь хозяйки с железной дорогой. Нет, она не была женой строителя Николаевской дороги и министра Петра Клейнмихеля, она была его невесткой – женой сына. После открытия известной железнодорожной магистрали прошло более сорока лет, прежде чем появился этот особняк. И Мария давно была вдовой. Но о балах-маскарадах графини, как и о салонах, что проходили в ее даче на Каменном острове, говорил весь петербургский свет. Ее балы нельзя было сравнить с раутами в великокняжеских дворцах, она брала другим. И каждый, кто занимал хоть какое-то положение в обществе, считал честью быть приглашенным к ней в дом. Квартира наша была в бельэтаже справа, четыре большие комнаты, кухня, ванная и коридор. Эту квартиру дед Виктор Леонидович Саблин, технический директор завода «Красный путиловец», получил, вступив в жилищный кооператив «Инжкоопстрой». По легенде, он в начале 1920-х отказался въехать в особняк Н.Путилова, что стоял при заводе. Но дети росли, и в 1928-м он поселился здесь, в бывшем особняке графини, перестроенном кооперативом. Деду на откуп дали планировку его будущей квартиры. Он как технарь вырезал вместе со старшей дочерью Ниной из бумаги то, что надо было расположить – предметы мебели – и получил требуемое членение. План не был сложным: череда комнат и коридор, соединяющий их. В нашей квартире на кухне в 1950-е годы сохранялась дровяная плита и выходящий на улицу шкаф-холодильник под подоконником. В углу над обеденным столом висели часы-ходики. В громадной прихожей на тумбочке красовался массивный черный телефон. Меж входных дверей хранили продуктовые запасы, как в холодильнике: соленые грибы, квашеную капусту и др. Квартира не была коммунальной, но в то же время у каждого была своя семья. Длинный коридор по одной стороне теснила череда шкафов, а также старинный коричневый дорожный сундук из фибры с деревянными ребрами, металлическими накладками, замками и полочками внутри. В квартире при мне жили семьи трех детей В.Л.Саблина: дочери Нины, сыновей Всеволода и Михаила. Всех объединял всеобщий любимец -- рыжий, пушистый кот Мурзик. Родственники часто встречались в кухне за обеденным столом, мы, дети, вместе играли. Так, я гонял по коридору на четырехколесных (как у автомобиля) роликовых коньках, они привязывались к ногам ремнями. Тяжелые, сделанные из стали ролики невообразимо шумели в движении. А что детям еще надо? Во дворе стоял ничейный грузовик-полуторка, ребята с удовольствием лазали по ней. Сзади теснились дровяные сараи. Дворник дядя Миша, надев неизменный белый передник поверх пальто, в очках стоял с метлой у ворот дома. У моего двоюродного брата Олега – он старше меня на 21 год -- появилась с годами легковая «Победа». Она стояла в кармане на Чайковского, все ею гордились. Но Олег, обожающий технику, обзавелся и более мобильным транспортом – в коридоре встала мотовело, иначе мотовелосипед или мопед. Так и шла жизнь в бывшем особняке. На завтрак перед детским садиком к чаю мне непременно полагался бутерброд с сахарным песком. Вечером перед сном мама напевала мне колыбельную Моцарта, разные детские песенки. В детском саду любимой у детворы стала «Дальневосточная партизанская». По воскресеньям я гулял с мамой и папой в Таврическом саду, выходил на Неву, ездил в гости к бабушке, в зоопарк, в ЦПКиО, в музеи. К 40-летию Великого Октября в 1957 году для детского сада мы с мамой вместе делали из картона лозунг, посвященный юбилею революции. С детства радуясь природе, я запомнил, как наша семья занимается комнатными растениями. Были в комнате мои любимые драцена и маранта. С тех пор я старался сохранять эти виды растений у себя. Сейчас их нет у меня, но я непременно найду ростки. Некоторое время в банке жили рыбки. Будучи тихим и застенчивым, я с нетерпением и трепетом ходил в гости к тетям. У тети Веры – жены дяди Севы – стоял большущий черный рояль, черные ролики которого я так любил крутить. На диване в ее комнате восседал предмет вожделения детей -- громадный плюшевый медведь. Периодически звала меня и Маринку (мою племяшку, хотя и младше меня всего на год) к себе поиграть тетя Нина. Осторожно я заходил в большую комнату, где на стене висели репродукции Куинджи «Березовая роща», Рафаэля «Сикстинская мадонна» и фото Рихтера за инструментом. Под старой настольной лампой на громадном столе появлялся заветный мешочек… с малюсенькими бирюльками. Какое наслаждение доставляло мне и Маринке разглядывать сваленные горкой крошечные деревянные чашечки с ручками, блюдечки, чайнички с изящными носиками, кувшинчики, мисочки. Смотреть на этот лилипутский мир – несказанное удовольствие, но тут из мешочка появлялся хорошенький крючочек, и тетя загадочно объявляла о начале игры. Требовалось совсем простое: вытащить из кучки вещицу так, чтобы остальные кукольные предметы не пошевелились, не сдвинулись, и тем паче не посыпались лавиной. Каюсь, задание сие мне удавалось нечасто, но главное, я не спускал глаз с милейших деревянных крохотулек. Иногда она доставала жестяную коробочку из-под зубного порошка, и на стол высыпалась кучка аккуратных деревянных кружочков. Это – блошки. По очереди мы старались щелчком отправить свою пуговку в цель – в дом, в коробку. Как и в бирюльках, получалось это у меня нечасто. Да, рос я не очень сноровистым, домашним ребенком. Но увлекался, да еще как! Понимаю теперь, почему тетушка прожила так долго –почти 100 лет. Сейчас в нашей квартире – салон красоты. Что ж, достойное продолжение. А на доме висит мемориальная доска, говорящая о том, что здесь жил Народный артист СССР Василий Меркурьев. Их большая квартира находилась наверху. А наша-то – в бельэтаже!
Мой маленький дворик
Наши культурные практики
Ольга Машина
2019 год. В детском саду проводят конференцию для педагогов. Одна из тем звучит приблизительно так: «Использование разнообразных культурных практик для освоения детьми городского пространства». Они знакомят сегодняшних детей с «секретиками». Приготовлены влажные салфетки для рук, ящик с чистым песком. Ищущие педагоги ищут. И я интересуюсь, что же такое – модное понятие «культурные практики». Всезнающий интернет помогает. Оказывается, это «ситуативное, автономное, самостоятельное, инициируемое взрослыми или самим ребёнком приобретение и повторение различного опыта общения и взаимодействия с людьми в различных группах, командах, сообществах…» Трудно предположить, станет ли изготовление «секретиков» действительно культурной практикой для сегодняшних детей. Ведь условия дворовой жизни (если вообще можно о ней говорить) современных детей отличается от вольной деятельности ребятишек шестидесятых-семидесятых годов. Помните из детства – осколок стекла, зарытый в землю в укромном месте. Под ним – кусочек фантика, или цветочек, или ещё что-нибудь (объект эстетического если не восхищения, то любования). Мы «приобретали и повторяли опыт общения». Решали, кому доверить «секрет». Испытывали гордость от того, что кто-то доверил свой «секрет» и разочарование от утраты доверия к тем, в ком были уверены. Казалось бы – простая детская забава. Нет, смотри глубже … Оказывается, пользуясь современными формулировками, все наши «Двенадцать палочек», катание с горки на фанерке, портфеле или просто подогнутой ноге в валенке были « культурными практиками». Именно они, «основанные на текущих и перспективных интересах», создавали «опыт общения и взаимодействия с людьми в различных группах, командах, сообществах…» У девчонок - «секретики». А у мальчишек – «Чиж» и деревянный самокат, сделанный своими руками, «Пробки» и многое другое. Расплавленный свинец наливали в ложку. Свинец остывал, и получалось либо грузило для удочки (если проделать дырочку для лески), либо бита для игры в «пробки». Точным ударом биты по краю пробки от пива или лимонада нужно было перевернуть её. У меня был брат тремя годами старше: у него были и биты, и пробки, и поржавевшие гильзы и каски, привезённые с 63-го километра (теперь я предполагаю что это район боёв на Синявинских болотах). Только теперь я задумываюсь: а откуда был свинец, как его плавили, как мальчишками самостоятельно добывались военные трофеи (отнюдь не в шаговой доступности от дома). Помню только, что маму беспокоило невероятное количество натащенных с улицы кусков проволоки, деревяшек, разнообразных железок, которые скапливались между входными дверьми нашей коммунальной квартиры в доме сталинской постройки. Она выбрасывала «хлам», он со временем накапливался снова. А универсальные «Фантики»? Предмет гордости и демонстрации, собранный в пустую коробку (если они красивы и уникальны). Предмет обмена, если их достаточно много (освоение азов рыночных отношений?) А сама игра? Азарт, радость, соблюдение или несоблюдение правил и договоров – это ли не школа эмоционального соучастия и общения! Качели. Каждая «разновидность» при некой общей функции давала ещё и возможности для проживания разных чувств и укрепляла разные качества. Вот обычные качели: деревянное сиденье, прикреплённое металлическими толстыми прутьями. Можно качаться сидя, просто получая удовольствие. Сгибаешь и разгибаешь колени, откидывая корпус назад. Безопасно и весело. «Покачай меня!» или «Давай я тебя покачаю» - стоишь сзади, с силой отталкивая от себя сиденье. Опыт формирования заботы, внимания, проявление симпатии. А можно качаться «на ногах». Раскачаться «до стукалки» - дух захватывает! А ведь можно стоять и не на сиденье, а на металлических перильцах вокруг него – еще опасней. Испытай себя!.. В центре многих дворов – «гигантские шаги». «Гиганты». К металлическому столбу под маленькой металлической крышей прикреплены толстые канаты с петлёй внизу. Влезай в неё (не головой, конечно) и – смелее вперёд! Разбегаешься по кругу, делая гигантские шаги, отрываешься от земли и летишь, разогнавшись… А можно и помочь друг другу. Бежишь по кругу, держа в руках тяжёленькую ношу, а потом выбегаешь, стараясь не попасть под следующий загруженный канат. А вот неуклюжие железные качели, похожие на купе поезда, ценны совсем другим. Они не дают ощущения полёта и возможности испытать свою храбрость или ловкость. На них сильно не раскачаешься: разве что покачать малышей, посадив их на широкое деревянное сиденье.Зато здесь можно разместиться большой компании: кто-то сидит, те, кому не хватило места – стоят рядом, кто-то умудрился влезть сверху на спинку качели. Поздний вечер. Закончены шумные «лапта», «кислый круг» и «вышибалы» - не стоит шуметь. Но белые ночи ещё позволяют побыть вместе, пока из очередного открытого окна не донесётся: «Нина /Таня, Вова…/, домой!» Начинается с обычных разговоров, детских анекдотов, словесных игр («Я садовником родился..») А потом… "В одном чёрном, чёрном городе..."или «Красная Рука выходит из могилы…» Сердце замирает, а слушать хочется. Теперь психологи берутся объяснять «зачем дети рассказывают страшные истории». А тогда мы просто жили: играли и ходили в гости, ссорились и мирились, доверяли и ошибались. И взрослые не задумывались, что мы осваиваем "социальный опыт в культурных практиках".
Школьные годы чудесные
Второй дом. Или первый?
Людмила Лобачева
О своей школе я могу рассказывать бесконечно. Если попытаться уложиться в несколько слов, то получится точно по поговорке: «Не было бы счастья…». Конечно, мы тогда не задумывались - почему у большинства наших учителей украинские фамилии, а у остальных, в основном, – немецкие. Страна поднимала целину, естественно, что были представители от всех союзных республик – думали мы. Правда, не помню никого из Прибалтики. А, нет, вру. Были у меня друзья из Эстонии. Но – немцы. Эстонские немцы. А класс являл собою Советский Союз в миниатюре, как мы выяснили на уроке географии в девятом классе, проходя тему национальностей.
Но возвращаясь к поговорке. Сейчас я понимаю, что переселение в Казахстан - совсем не добровольное – было личной и семейной драмой или даже трагедией этих людей. И как же повезло нам – нельзя сказать «благодаря»- но поэтому. И как же повезло мне (бесконечная благодарность моей маме за это), что меня отправили не в школу «number one», где учились дети всей местной элиты. А в эту. Железнодорожную. А, следовательно, всё её верхнее начальство находилось в столице за две тысячи километров. Что давало свободу. Как говорили некоторые из наших учителей: «Дальше Казахстана не сошлют, а мы уже здесь».
Солженицын, как известно, тоже работал в Казахстане учителем математики, но не в нашем городе и не в мои школьные годы. А жаль!
Да и оставим Солженицына в покое. Вернёмся к школе. Благодаря (теперь уже можно сказать «благодаря») удалённости от обеих столиц (уточняю – и страны, и республики), учителя - практически все -отходили далеко от школьной программы. Иногда очень далеко. Откровенно далеко; говоря: «Это вам не нужно; это вы прочитаете сами; а сейчас мы лучше посмотрим рисунки Нади Рушевой к «Мастеру и Маргарите». «Читаем-обсуждаем «Час Быка» Ивана Ефремова (Его тогда изымали из библиотек, видимо, за отнесение «светлого коммунистического будущего» в XXX столетие. «Слушаем-понимаем-обсуждаем стихотворения и песни автора (Галича)» (имя не называлось).
Милые наши учителя! Хочется сказать слова благодарности всем. Почти всем. Нет, точно всем. Просто за разные уроки. Но некоторым – особая благодарность. Потому что они были Учителями. Да. С большой буквы.
Учительнице химии. Химию у нас учили даже отпетые двоечники, потому что Лидия Владимировна искренне расстраивалась – почти плакала – когда ей приходилось ставить двойку.
Учительнице географии. Не столько за сам урок – хотя она преподавала великолепно– сколько за последние пятнадцать минут урока, когда она нам читала о путешествиях и приключениях. И для всего класса не были пустым звуком имена великих - Нансен, Амундсен, Лазарев, Крузенштерн. И всем классом следили за экспедицией Тура Хейердала. На «Ра» через Атлантику. Лирическое отступление: года четыре назад я добралась до Норвегии и первым делом посетила музей Фрама и Кон-Тики.
Спасибо, Муза Матвеевна!
Учительнице математики, которая давала контрольные в трёх вариантах по степени сложности, которая никогда не ставила «отлично» если у тебя была зачёркнута хотя бы одна цифра – значит, ты сомневался, значит, плохо знаешь. Она тоже оставляла время в конце урока - для логических задач. Решать их у нас любили все. В десятом классе, уже перед выпуском, она дала нам формулы, которых не было в школьной программе. Пригодятся, - сказала она – тем, кто будет сдавать математику. Пригодились. Очень удивлялись экзаменаторы - провинциальные школьники - откуда?! А ещё большее удивление вызывало то, что на экзаменах и в институты, и в техникумы – и отличники, и троечники получали пять баллов. Так учила нас Ева Михайловна Франк. НЕ лирическое отступление: когда в 90-е из Казахстана разъезжались все «нетитульные» по своим историческим родинам – она (мне рассказали) отказалась уезжать в Германию. «Здесь меня называли «фашисткой», там – «совком». И зачем я поеду?».
Учительнице немецкого языка. Заодно и классному руководителю до девятого класса. Благодаря ей я к окончанию школы читала неадаптированные тексты; и даже сейчас, когда я добираюсь до Берлина, - мне хватает несколько дней, чтобы – пусть не в том объёме и качестве, - но вспомнить и хоть как-то изъясняться на немецком. Эрна Николаевна Штирц (мы её звали, конечно же, Штирлиц). А вот она в Германию уехала.
И самое главное. Нашему главному Учителю. Русского языка и литературы. Зоя Дмитриевна! С благодарностью и величайшим уважением!
Это учитель, к которому сбегали со своих практик студенты нашего педагогического – и математики, и химики, и историки. Это учитель, который заставлял нас думать, рассуждать, спорить. Это учитель, который заставлял нас искать информацию (тогда не было ни яндекса, ни гугла, ни википедии). Мы писали эссе, репортажи, сценарии, стихотворения. Мы отстаивали своё мнение – да, мы спорили с учителями! Когда проходили «Войну и мир» - у нас на всех уроках был урок литературы. Мы приходили на – математику, физику, химию – а нас спрашивали: «Что это за гвалт стоял в вашем классе?» Рассказываем. И учителя включаются в наши споры. И всё. Не до математики (физики, химии, и т.д.).
Мы писали неимоверное количество сочинений, больше всего любили на свободную тему. И всегда – всегда! – приветствовалось своё мнение, как бы оно не контрастировало с общепринятым. У неё были заведены две амбарные книги. В одну она записывала наши «перлы», в другую – лучшие сочинения записывали сами авторы. За два года я только дважды удостоилась этой чести и очень жалею, что не сохранила хотя бы одно – о казахстанской степи. Мне оно самой нравилось. Как и степь.
А ещё у нас было множество замечательных традиций и интересных – как сейчас называют – активностей.
В какой-либо из дней первой недели сентября у нас назначался «ситцевый бал». Девочки приходили в собственноручно сшитых ситцевых платьях. Королевой бала выбиралась та, за чьё платье отдавалось больше всего голосов.
В День учителя старшеклассники проводили уроки в средних классах – учителя отдыхали.
Раз в неделю проходили диспуты на совершенно различные темы, и было неважно – ты директор школы, завуч или ученик. Ты - участник диспута. С тобой можно спорить. Ты можешь отстаивать своё мнение. И тебе – абсолютно точно – за это ничего не будет.
Ученическое представительство в педсовете. От средних и старших классов. С правом голоса(!)
А ещё то, что было у всех: «Зарница», походы, субботники, юннаты, олимпиады и факультативы.
И показательно: когда по погодным условиям объявляли по радио, что «с такого-то по такой-то класс в школу может не ходить» - все они оказывались в школе. И школа была открыта. Для всех и до позднего вечера.


 
Август 2019
This site was made on Tilda — a website builder that helps to create a website without any code
Create a website